Крым, который мы потеряли. Часть I: Коктебель
Объездив полмира, я ни разу не была в Крыму. И когда знакомая (завзятая коктебельщица) этим летом снова туда собралась, мы с дочкой напросились в компанию. Не могла и представить, сколь противоречивыми окажутся мои впечатления: тот случай, когда взгляд снаружи и взгляд изнутри – взаимоисключающие ракурсы. Я разделила текст на две части: первая – эссе из разряда «Путевые заметки». Вторая – диалоги с простыми крымчанами. Возможно, именно эта часть вызовет наибольший резонанс лично меня услышанное поразило: больше не верю ни одной пропаганде. Но всё по порядку.
…В симферопольском аэропорту нас встретил сын владелицы «гостевого дома» довез за вполне дружескую мзду: 120 км. мы покрыли за 2500 руб. (если не договариваться заранее, такси до Коктебеля стоит от 5000 до 8000 руб. в зависимости от класса автомобиля). Добрались поздним вечером. На поверку гостиничка оказалась вполне приличным бутик-отелем о двадцати номерах разных размеров и категорий. Стоимость в среднем 2500 рэ в сутки. Нам (по дружбе и в связи с низкой загрузкой) объявили всего тысячу: роскошно! С точки зрения дизайна номера очень скромные, но оснащены всем необходимым: холодильник, СВЧ, кондиционер, TV, горячая вода. Уборка и смена белья – по первому требованию; главное – есть достаточно быстрый, вполне рабочий Wi-Fi.
Ранним утром я выбралась во внутренний дворик отеля, и первое впечатление подтвердилось: зелено, обихожено – почти как в Италии. В минуте ходьбы – столовая от соседнего пансионата. Сие заведение пришлось по вкусу – и это буквально: чисто, уютно, ассортимент блюд – обширнейший. Всё свежее и весьма аппетитное, сервис – очень дружелюбный, а уж цены!.. К примеру, я позавтракала аж на 230 руб., и самым дорогим в счёте оказался кофе: двойной «американо» (очень неплохой) – 140 руб. А громадный омлет со шпинатом и сыром стоил 90 руб., салат «провансаль» – 30 руб. Коммунизм!
Подзарядившись, продефилировала в сторону знаменитой коктебельской набережной: через парк Литфонда, мимо Дома писателей… с каждым шагом отмечая, как раскручивается обратная спираль времени, и меня будто втягивает в некий сюрреалистический туннель относит в прошлое. А уж когда я ступила на саму набережную (слепяще-белую от бьющего в глаза солнца и ярко-голубую от моря), то, подобно Алисе, мгновенно очутилась в собственном Зазеркалье. Наверное, Крым и вправду у каждого – свой, и, пусть я здесь впервые, тут же начала «узнавать» это место: похоже, за тридцать-сорок лет советские курорты почти не изменились!.. Всё те же корпулентные тётеньки в шортах, гнусавящие в мегафон: «Граждане отдыхающие, подходим, скоренько берём билеты на морскую прогулку! Яхта «Ассоль» отплывает через двадцать минут!». Бронзовые от загара пацаны с вёдрами ярко-красных раков: «Раки, свежие раки!.. Налетай-разбирай!». Дебелые мамаши в леопардовых купальниках, взывающие в сторону моря: «Маша!.. Маша, я кому сказала – а ну выйди из воды! Мальчик, не брызгай ей в лицо! Женщина, да усмирите же, наконец, своего ребёнка!». Траченые молью зазывалы во всевозможные ларьки с курортной продукцией (терпеть не могу сувениры): все эти магниты на холодильник, тарелки на стену… Шмотьё со специфической символикой – якорями, штурвалами, моделями кораблей: матроски, бейсболки… Морские звёзды, бусы из ракушек, рыбные скелеты и морские узлы в копеечном багете; красочные фотографии ракурсов, которых в принципе не может быть (к примеру, солнце в створе «Золотых ворот» напротив Кара-Дага – заведомый фотошоп). Фэйк, всё – фэйк, такой откровенный, что это даже подкупает… И вся эта красота – под репертуар А.Пугачевой восьмидесятых годов («Миллион алых роз»), «ABBA» и даже «Ottawan»: зажигательный лейтмотив «Hands up! Baby, hands up!..» поверг меня в ступор. Наверное, я и вправду давно не была на отечественных курортах…
Продукты в магазинах и на рынке стоят так же, как и в Москве, но здесь все гораздо вкусней: сахаристые на разломе помидоры, брызжущий соком сладкий красный лук… огурцы, зелень – всё вне конкуренции. А домашний сыр, колбаса и алкоголь! К примеру, самодельный коньячок (чача, настоянная на дубовой коре, местных травах, миндале или ванили) – это что-то… и всего-то по 500 рэ за литр отменного качества: наутро никаких негативных последствий для организма!
«Не прими, Господи, за пьянство прими за лекарство. Не пьём, Господи, а лечимся. И не по чайной ложке, а по чайному стакану. И не через день, а каждый день. И не пьянства ради, а дабы не отвыкнуть», этой молитве научил меня Димон, местный колоритный алкаш, хозяин не менее выразительного кота Хоббита: отсчитала им стописят на опохмел.
Что еще по части еды. На мой взгляд, крымский общепит градируется так: уличная еда; столовые (где-то лучше, где-то – хуже); кафе и рестораны класса «комфорт» и «комфорт плюс» (цены почти московские) и заведения а-ля vip (совсем московские цены). Соотношение «цена качество» очень неровное, как повезёт. К примеру, в пристрелянном кафе «Под луной» в Феодосии салат «Цезарь» (380 руб.) оказался элементарно плохим: обычный тертый сыр вместо пармезана, майонез (а не свежевзбитый соус), китайская капуста – взамен салата романо, крутоны и курица – слишком пряные и пережаренные. На невзыскательный вкус сойдет, но дочь съела только потому, что была голодна. А вот я не прогадала, взяв картофельные драники со сметаной (180 руб.): отменные! А уж с ледяным, из-под краника пивком да после восемнадцатикилометрового перехода Коктебель-Феодосия вообще супер! Как и фермерские устрицы в кафе «Зодиак» в Коктебеле – по 280 руб./шт. Да, дорого… но ведь свежайшие и размером с лапоть, хотя подавать не умеют (или я зажралась?..): никакого тебе соуса с винным уксусом и луком-шалотом, ни ржаных гренок, ни свежемолотого перца. Но в придачу с 0,5 «Симферопольского заводского» да вкупе с жареной барабулькой (200 гр. за 420 руб.) пошли на ура!
По окружающей среде: еще в 2015 году Интернет был полон негативных отзывов о качестве отдыха в Крыму вообще и в Коктебеле – в частности. Прежде всего, возмущались несусветной грязью и антисанитарией: к примеру, в Коктебеле в принципе отсутствует канализация – отходы жизнедеятельности сливали прямо в море (временами на набережной стоял тошнотворный запах). У заведений общепита гнили помойные лужи, зиял трещинами разбитый асфальт… мусор подолгу не убирался. Руки помыть было негде отмечались множественные случаи кишечных инфекций (травились целыми семьями). Видимо, за два года худо-бедно устаканилось: ничего катастрофичного я не заметила. Да, бедненько (а где богато, там много дурного вкуса), но в принципе – довольно чисто… хотя пару раз мы с дочкой наблюдали, как строительные рабочие сливали дерьмо прямо на городском пляже буквально в десяти метрах от плещущихся детей. И в сложившейся ситуации вопросы не к рабочим, а к родителям: мозги надобно иметь!.. Мы в черте города никогда не купались – только в Тихой Бухте, в четырех километрах от центра Коктебеля.
…Каждый раз на пути в Тихую бухту я подолгу смотрела на гору Клементьева (или Узун-Сырт: в переводе с тюркского – «длинный хребет»): так в чем же её магическое притяжение? В неподдающейся объяснению геометрии вершины, параллельной земле?.. Или в том, что через эту гору проходит «золотая середина» северного полушария – 45-я параллель?.. Вы только вдумайтесь! А, может, в том, что во всём мире есть лишь две горы с такими мощными, абсолютно уникальными восходящими воздушными потоками: Харрис Хилл в США, штат Нью-Йорк, и Узун-Сырт в Крыму, а своё второе имя она получила после того, как в 1924 году тут разбился русский планерист Пётр Клементьев А еще в конце тридцатых годов здесь (в СССР!) побывал Герман Геринг – рейхсмаршал нацистской Германии, создатель Люфтваффе, известный фанат планеризма: во время войны он лично запретил немецким летчикам бомбить это плато – в целях сохранения его уникальных лётных качеств. Может быть, поэтому мы и можем сейчас лицезреть безупречно ровную вершину горы – иллюстрацию неоднозначности водораздела между добром и злом…
Или другая история жизней и смертей семьи Юнге. Эдуард Юнге – обрусевший курляндский немец, врач-офтальмолог, ещё в ХIХ в. умевший лечить катаракту: он и есть основатель легендарного Коктебеля. Veni, vidi, vici… в формате своей семьи не победил, но проиграл потерял всё, зато вписал своё имя в историю. Путешествуя верхом по Крыму, доктор Юнге безоглядно влюбился в дикую и безводную лесостепь Коктебеля. Выйдя в отставку в возрасте 57-ми лет, выкупил прибрежные земли, и на свои деньги развернул работы по освоению долины: вырыл запруды, разбил виноградники; основал винодельню, высадил плодовый и миндальный сады. Получив отказ в материальной помощи от Министерства земледелия, стал продавать земельные участки под дачи московской и петербургской интеллигенции: вот откуда всё пошло! В 1898 году, 65-ти лет, отошел в мир иной. Дело продолжили четверо сыновей. В 1902 году, в 38 лет, умер от саркомы старший сын Юнге – Владимир. Во время похорон лошадь выбросила из седла младшего сына – двадцатитрехлетнего Сергея: он получил сотрясение и, как следствие, отёк мозга. Родные поначалу не придали этому значения, приняв бред и галлюцинации за белую горячку молодой человек страдал от алкоголизма. Спустя неделю скончался и он. Проект «Коктебель» продолжили средние сыновья (Александр и Фёдор) за что и поплатились… Вложились в Коктебель годами жизни, всеми своими средствами: семья Юнге вдохнула в это место жизнь, дала работу тысячам крестьян, и эти же крестьяне после Великой и Октябрьской развернули вилы против своих благодетелей выкинули из дому, пустили по миру, надругались над прахом почивших, а само имение Юнге растащили на доски. А в войну немцы, приняв фамильный склеп Юнге за береговое укрепление, прямой наводкой его разбомбили. И только в 1999 году, в двухстах метрах от берега, аквалангисты-любители подняли обломки колонн из фамильного склепа Юнге. Их выставили на всеобщее обозрение у входа в кафе «Бубны» сто лет назад знаменитое: в свое время под этой вывеской (только оригинальной) читали стихи Мандельштам, М.Цветаева, Ходасевич, сам М.Волошин. Ныне брэндом «Бубны» владеет ряженый казак Б.Яремко: по слухам, «смотрящий» одной известной ОПГ. А сам прибрежный холм (бывший склеп Юнге) – не более чем смотровая площадка, откуда открывается вид на знаменитый нудистский пляж Коктебеля… такие вот дела.
И третья история. Когда-то коктебельский пляж славился своим мелким белым песком… а еще тем, что в этом песке то и дело попадались полудрагоценные камни: аквамарины, кварцы, агаты, цитрины. На солнце пляж искрился и сверкал, а самые ушлые курортники уезжали домой с пригоршней кабошонов. В конце семидесятых было принято решение углубить дно коктебельской бухты. Углубили… А затем буквально за год прибой слизал с прибрежной полосы весь песок и втащил на глубину, залечив нанесенную человеком рану. Современный галечный пляж Коктебеля – насыпной: сюда завезли мегатонны гальки – ровно тот объем, который перед этим выгребли со дна моря. Ученые говорят, понадобится не менее 30000 лет, чтобы снова вызрел драгоценный песок. Что ж… поживём – увидим!
А теперь – про главное, для чего мы здесь: длинные пешие переходы. Понятное дело, это развлечение для тех, кто любит и умеет ходить – каждый день от 10-ти до 25-ти километров. В отличие от моих излюбленных трекингов в Гималаях, формат походов в Крыму более щадящий: за счет отсутствия «горняшки» и угла подъёма, посильного даже для новичков. А уж переход по предгорной лесостепи, перемежающийся спусками и подъемами, да вдоль берега моря – это же прелесть что такое! Здесь главное – определиться с собственными приоритетами. К примеру, для меня важно придерживаться следующих критериев: во-первых, идти с достаточно высокой скоростью, но такой, чтобы успеть насладиться красотой вокруг. В формате ходьбы по пересеченной местности, это примерно 5 км/час. Во-вторых, ритм: для психофизической перезагрузки важна методичная, непрерывная аэробная нагрузка, безостановочное движение. Особенно выбивает из колеи внезапное стопорение по прихоти других членов группы вот почему так ценен психологический климат в ней: главное – никого не напрягать, не навяливать свой алгоритм и движения, и мышления. Поэтому из уважения к одиночеству друг друга даже маленькая группа растягивается на сотни метров.
Длинный переход подобен динамической медитации и это третий пункт, ради чего люди занимаются горным трекингом, и зачем хожу в горы я: за тишиной. За тишиной внешней и тишиной внутри (Божественной тишиной!): выравнивается дыхание, покидают суетные мысли, оседает на дно всё привнесённое чужое, чуждое, наносное. В итоге срываются якоря, и на третий час методичной ходьбы стираются границы уходишь в свободное плавание… начинаешь слышать и слушать себя и Бога внутри себя: постигать всё лучшее, сильное и созидательное, что оправдывает и возвышает твоё присутствие в мире.
Тишина… Молчание – ответ на всё. Над степью дрожащее марево горячего воздуха. Разнотравье бушует: в ушедшем году была поздняя, обильная влагой весна, и скудная крымская земля разродилась. Небо такое синее, что больно смотреть. Солнце жарит. Наверху щебечут жаворонки так высоко, что не разглядеть, их трели сопровождают нас всю дорогу. Ещё из звуков – монотонное жужжание стрекоз и шмелей… а воздух-то, воздух! Волнами накатывают дурманящие ароматы один за другим… но самый стойкий – запах цветущего дикого шиповника: его бело-зелёными, отдельно стоящими кустами, усеяна вся степь. Друзья ушли вперёд, я немного отстала – попить водички, заснять цветущий чертополох. Такая жизнь!..
А закончить хочу Волошиным – всё-таки, без него никак:
Как в раковине малой — Океана
Великое дыхание гудит,
Как плоть её мерцает и горит
Отливами и серебром тумана,
А выгибы её повторены
В движении и завитке волны, —
Так вся душа моя в твоих заливах,
О, Киммерии темная страна,
Заключена и преображена.
С тех пор, как отроком у молчаливых
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я, душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов,
Огнь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой, —
И сих холмов однообразный строй,
И напряженный пафос Карадага,
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху — разбег, а мысли — меру дали.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
