На нас погода отдохнула. Роман Вильфанд о том, почему весна опаздывает

TravelWeekly, 04.04.2019

Когда придёт весна, каким будет лето и почему наши прогнозы не всегда точные, рассказывает научный руководитель Гидрометцентра России Роман Вильфанд. Роман Менделевич, прош­лое лето било температурные рекорды. Показалось, что и зима была теплее обычного.  Да, весь 2018 год был замечательным. Он был не только тёплым, но, я бы ещё сказал, и светлым. По количеству дней с солнечным сиянием он вошёл в рекордсмены. В декабре 2017-го было всего 6 солнечных минут, а в декабре 2018-го — почти в 100 раз больше.

Сугробы мешают

— Так почему же нынешняя весна так затягивается?— Это, я бы сказал, вопрос метеоролого-психологический. Видите, вы уже сформулировали утверждение: «весна затягивается». Но температурный фон в марте на европейской территории страны был на 2,5 градуса выше нормы. Просто нам сложно принять, что в наших умеренных широтах, в отличие от Италии или Греции, весна не приходит в марте. В России это зимний месяц, а на азиатской территории таковой и апрель. Поэтому в марте рассчитывать на атмосферное тепло нельзя, можно только на душевное.— Один ваш коллега говорил: в марте могло бы быть теплее, но помешали сугробы. Не понимаю: какая связь?— Связь прямая. В этом году выпало снега выше нормы, а в Поволжье, например, и вовсе в 2−2,5 раза больше обычного. Но поскольку зимой часто были оттепели, то к марту снег слежался в плотные сугробы.Пушистый снег давно бы растаял, а чтобы растопить жёсткий снег с прослойками льда, требуется большое количество тепла. Вот и выходит, что высота сугробов вроде небольшая (в среднем раза в полтора меньше обычного), но они не исчезают.Предположим, эта зима была бы бесснежной, тогда март побил бы все рекорды — температура была бы 10−12 градусов тепла. Почему? Дело в том, что в марте постоянно наблюдался перенос в наши широты тёплых воздушных масс со Средиземного моря и даже с севера Африки. Но, попадая на покрытую снегом поверхность, этот воздух за счёт турбулентности быстро охлаждался. Ну и при снежном покрове альбедо (отражаемость) очень высока — 80−90%. Поэтому солнечная энергия уходит обратно в верхние слои тропо­сферы, не участвуя в прогреве подстилающей поверхности. Собственно, основываясь на характере снежного покрова, мы и предупреждали: ждать ранней весны не стоит.— Так когда же нам её ждать?— Весну в полной мере человек ощущает при 15 градусах тепла, когда мы снимаем верхнюю одежду и можем комфортно чувствовать себя в пиджаках и платьях. По расчётам, которые мы проводим, снег должен растаять даже в лесах к 10—15 апреля. Чуть раньше ото льда освободится Ока, до самого устья, которое пока сковано льдом. Так что в ожидании прихода весны давайте ориентироваться на середину апреля.— Ещё вопрос про прогнозы. Ваше ведомство анонсировало долгосрочный прогноз на лето. Он позитивный фактически для всей территории страны. Июнь, июль, август будут жаркими?— По всем расчётам получается, что лето будет около и выше нормы. Данный прогноз — не обещание, не утверждение. Такие долгосрочные анализы имеют вероятность 60% и, кстати, ни в какой другой стране мира не делаются. А мы вот такие прогнозы выпускаем, а затем их регулярно уточняем. Закончился март — выпустили прогноз на апрель, потом в конце апреля на май. То есть идёт постоянная корректировка прогноза.

Где суперучёный для суперкомпьютера?

— Раньше наши метеорологи очень гордились точностью прогнозов. Насколько я помню, многие годы мы по этому показателю были в первой десятке, наравне с британцами, американцами. Притом что финансирование было не самое выдающееся. Но говорят, что Россия свои позиции постепенно теряет. Как же так? Недавно вон за большие деньги суперкомпьютер обновляли…— На территории нашей страны с 2009 г. (после того как установили предыдущий суперкомпьютер) прог­нозы Росгидромета являются самыми точными. Они точнее, чем прогнозы любой другой национальной службы, любого развитого прогностического центра. И это я говорю именно о ведущих зарубежных метеорологах. Мы ведём мониторинг качества прогностической продукции всех — и отечественных и западных коллег, — у нас оно самое высокое.Но прогнозы — это очень науко-, технолого- и информационноёмкая отрасль деятельности. Мир стремительно рвётся вперёд. Для того чтобы разрабатывать новые технологии прогнозирования, нужно иметь как можно больше спутниковой информации. А наша группировка метеорологических спутников очень хилая. Я бы сказал, небольшая по численности и инвалидная. Там очень много приборов, которые не работают или работают плохо. Это первое. Второе: нужно увеличивать наблюдательную сеть. Она у нас для такой огромной территории не очень большая и не очень густая. Но самое главное — вся информация должна перерабатываться специалистами, учёными, технологами на новой замечательной вычислительной платформе. Понимаете, суперкомпьютер закуплен, а деньги на его эксплуатацию не выделены.Но суперкомпьютер — это же не телевизор, который купил в магазине, включил — и он заработал. Для того чтобы методы прогноза совершенствовались, с суперкомпьютером должны работать специалисты суперкласса. Эту работу нужно обеспечивать — организационно, технологически, финансово.В итоге сегодня вроде бы всё хорошо: мы аккредитованы Всемирной метеорологической организацией как ведущий прогностический мировой центр, входим в консорциум по высокодетальному прогнозу… Но всё это пока. А перспективы расплывчатые.Источник