Исповедь «пещерного человека»
Пещеры скрывают много тайн. Этим и манит подземный мир – возможностью совершать открытия. Во всяком случае, так считает спелеолог Геннадий Викторович Самохин, принимавший участие в многочисленных проектах по изучению пещер и с 2012 по 2017 год державший рекорд по глубине спуска под землю. Он рассказал, при каких условиях обычный воздух оказывает наркотическое воздействие, почему насморк может быть смертельно опасным и сколько нужно человек, чтобы спуститься на два километра в недра земли.
Геннадий Самохин. Фото из архива герояГеннадий Викторович Самохин – учёный секретарь РГО в Республике Крым, председатель Совета Российского союза спелеологов, преподаватель, спелеолог, автор более 50 научных публикаций. Старший преподаватель кафедры землеведения и геоморфологии географического факультета Таврической академии Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского с 2012 года.Самохину принадлежит мировой рекорд глубины спуска под землю (в пещеру), установлен в карстовой шахте им. Крубера в Абхазии на глубину 2158 м (2006 и 2007) и 2196 м (2012).Истоки– Среди спелеологов вы считаетесь фигурой легендарной. С чего началось ваше увлечение?– Впервые я пошёл в пещеры в 1988 году. Тогда я стоял перед выбором между спелеологией и скалолазанием: мне нравилось карабкаться по вертикальным поверхностям, побеждать свой страх. Но в спелеологии можно было к тому же открывать что-то новое, это меня очень привлекало. Фото: Татьяна Сай. Предоставлено Г. СамохинымЯ попросил своих друзей из турклуба одолжить верёвки и другое снаряжение. Якобы хотел потренироваться лазить по скалам. А на самом деле взял путеводитель по Крыму и отправился на плато Караби. При этом я практически ничего не умел. Взял с собой кучу снаряжения и не захватил палатку – просто сил не было всё унести. Почти неделю ходил тогда по плато один, спустился в пещеру Крубера и несколько других. Это была моя первая в жизни самостоятельная экспедиция. Фото из личного архива Геннадия СамохинаКонечно, потом меня отругали за самодеятельность – такие экспедиции допустимы, если ты специалист в области спелеологии, и никак иначе. Но именно с неё началось моё увлечение пещерами.А в 1999 году мы с друзьями пошли в пещеру Красная в Симферопольском районе. Мы рассчитывали пройти маршрут часов за восемь, но дорогу не знали. Плюс ко всему пользовались самодельным снаряжением. И произошёл несчастный случай: мой карабин, сделанный чуть ли не из проволоки, сломался, и я упал с 15-метровой высоты, потерял сознание. Потом мои друзья помогли мне подняться по верёвке, но между колодцами приходилось перемещаться самостоятельно – меандры (подземные ходы с изгибами) там узкие, помочь невозможно. С горы спустился тоже сам. А оттуда меня уже увозили спасатели. Пещера Красная. Крым. Фото: Андрей МакаровОчнулся я в реанимации с переломом позвоночника, ноги и гематомой в голове. Как ни парадоксально, именно это событие стало для меня поворотным: с этого момента я стал очень активно заниматься спелеологией. И ещё увлёкся подводным плаванием, хотя врачи говорили, что после таких травм это невозможно. А я начал заниматься подводной спелеологией, это целый пласт моей жизни.Моя супруга – врач, по её словам, у меня в голове что-то изменилось после травмы.– Чем же для вас так привлекательны пещеры?– Мне просто нравится спелеология. Когда Портоса из Трёх мушкетёров спрашивали, почему он дерётся, он отвечал: Потому что я дерусь. В моём случае то же самое. Перед погружением. Фото из личного архива Геннадия СамохинаДостижения– Какие открытия принадлежат Вам за Вашу спелеологическую жизнь?– Даже не знаю. Думаю, я участвовал в открытии порядка 100 новых пещер. Трудно сказать, никогда не считал, сколько их было.Из последних необычных открытий – уникальнейшее образование в Чеченской Республике на реке Шароаргун. Мы нашли там единственную в России серную пещеру; во всём мире их, возможно, пять. Фото: Сергей ТокаревНа стенах пещеры Шеки-хьех обнаружены скопления серных отложений. Туда поступают восходящие потоки сероводорода, в результате на стенах и потолке образуются аэробные биоплёнки. Их формируют микробные сообщества (так называемые сноттиты), которые живут в подвешенных каплях на гипсовых панцирях. Они существуют только поблизости от сероводородных источников, в экстремальных условиях пещеры. Коллектив экспедиции спелеологи Крыма и Чеченской Республики (Фото предоставил Г. Самохин)Новые географические открытия в подземном мире Чечни– Расскажите, про свой рекорд, как вы спускались в пещеру Крубера-Воронью в Абхазии?– Исследование глубоких пещер означает, что нужно проходить сифоны, это узкие подземные изгибы, целиком заполненные водой. В случае пещеры Крубера ситуация осложняется тем, что донный сифон заканчивается в море (так называемые субмаринные источники). Чтобы погрузиться на глубину, нужно пройти небольшую речку и озеро, а потом залезть в щель шириной 40–60 см. Эта щель идёт под наклоном 30–35 градусов, по ней и нужно двигаться вглубь, насколько хватит желания, возможности, сил. Фото из личного архива Геннадия СамохинаТут есть ограничения: необходимо иметь с собой запас воздуха, а точнее, специальную смесь. Воздух, который мы вдыхаем, содержит 78% азота, мы этого даже не замечаем. Но на глубине 35–45 м этот газ начинает действовать на мозг человека как наркотик, есть даже термин азотный наркоз. Чтобы сохранить адекватность, необходимо заменить азот на более инертный газ – гелий или тримикс: тройную смесь кислорода, гелия и азота (она дешевле, чем чистый гелий). Плюс ко всему, подниматься на поверхность с такой глубины приходится медленно, нужно делать декомпрессионные остановки, а значит, баллонов с воздухом требуется больше. В итоге, чтобы совершить погружение, приходится брать с собой подводное снаряжение общим весом 300 кг. Для этого нужна большая команда, у нас над погружением в пещеру Крубера работало около 60 человек. Фото: Салават Яйкаров. Из личного архива герояДа, последний сифон проходил я, но в предыдущий ныряла команда – чтобы доставить туда снаряжение, нужно минимум четыре человека, поскольку между двумя этими сифонами 180 м перепада по вертикали.Здесь можно привести такой пример: есть альпийский и гималайский стили экспедиций. Альпийский – если вышли из домика, пробежались на гору и спустились назад в домик чай пить. А гималайский – когда две недели идут по горам. Для пещер глубиной свыше 1 км в спелеологии используется гималайский стиль. Фото из личного архива Геннадия СамохинаВ пещеру Крубера мы спускались 13 дней, переходя из лагеря в лагерь. Потом три-четыре дня работали на самом дне, и ещё примерно 11–12 дней поднимались. Это возможно только при командной работе. Если бы не ребята из украинской спелеологической ассоциации и не их бессменный руководитель Юрий Касьян, ничего не получилось бы.Пещера Крубера-Воронья, расположенная в горном массиве Арабика (возможно написание Арбаика) в Абхазии, состоит из череды колодцев, соединённых между собой перелазами и галереями. Вход в пещеру находится на высоте почти 2250 м над уровнем моря. Геннадий Самохин спустился на глубину 2197 м 10 августа 2013 года. Пещера считалась самой глубокой по август 2017 года, когда пальму первенства перехватила пещера Верёвкина, также расположенная в Абхазии.Флаг Русского географического общества на подземном полюсе Земли Пленарное заседание 1 съезда Российского Союза спелеологов в штаб-квартире РГО. Фото: Николай РазуваевОпасности– Какие-нибудь особые сложности были при спуске в пещеру?– Она узкая, соответственно, акваланг при прохождении цепляется за стенки. Поэтому для спелеоподводников положено минимум два регулятора, две независимые системы с воздухом. Чтобы была запасная на всякий случай. Кроме того, есть так называемое правило одной трети: положено рассчитывать треть воздуха на дорогу вперед, треть обратно и треть на всякий случай. Карстовая пещера Обвальная, входная часть. Крым, горный массив Чатыр-Даг. Фото: Алексей БалашовОднажды у меня на глубине свыше 50 м сломался один из регуляторов – снаряжение было старенькое, отказало. У меня было два баллона с тримиксом, к тому моменту я уже израсходовал почти 40% смеси. И тут поломка. Закрутить баллон не получилось – я сидел в узкой щели под водой, пока пытался дотянуться рукой до винта, воздух весь вышел, это заняло буквально несколько секунд. На обратный путь осталось всего ничего. Как разворачиваться – непонятно, там же узко. В три приёма пришлось действовать: сначала ласты подтянул, затем себя, как-то смог поменять положение. И во весь дух припустил к запасам воздуха, которые оставил на глубине примерно 30 м. В итоге мне очень повезло, и я добрался, хотя баллон был уже практически пуст. Пещера Большой Бузлук на плато Караби-Яйла в Крыму. Фото: Евгений Зорин– Друзья, наверное, уже не чаяли дождаться?– Да, друзья всегда переживают, если я долго нахожусь в пещере. Проблема в том, что если что-то случилось, никто не поможет. Во-первых, слишком большая глубина, чтобы можно было поднять человека. Да и людей нужной квалификации не так много. Во-вторых, даже если бы меня там кто-нибудь и нашёл, вытащить было бы невозможно – слишком узко. Так что единственное, что оставалось делать, – ждать.Как-то в экспедиции я погружался вдвоём с товарищем из Москвы, Юрием Евдокимовым. Мы ныряли по очереди: сначала он, затем я чуть глубже, потом снова он. Когда я его ждал, тоже очень переживал. Но я, по крайней мере, мог бы к нему подойти, попробовать хоть чем-то помочь. Фото из личного архива Геннадия Самохина– Часто приходится помогать?– Бывает. Я всегда стараюсь сделать всё возможное, не могу ответить нет, даже если я болею, – чувствую свою ответственность. Просто не могу сказать: У меня насморк, я не буду. Хотя при насморке нырять нельзя: не получится продуть уши, можно порвать барабанные перепонки. Фото из личного архива Геннадия СамохинаВ 2012 году мы только вышли на поверхность, поставив мировой рекорд, как узнали, что наш коллега погиб. Он был в соседней пещере в одном из сифонов на глубине 1000 м. Пришлось идти, заниматься спасработами, вынимать его из сифона. И я пошёл с высокой температурой, у меня было где-то 38°. А куда деваться – я был руководителем подводной части и понимал, что если откажусь, сотня человек, готовых его поднимать, ничего не смогут сделать. Я скрыл свою болезнь и в итоге порвал себе уши. Вроде, и глубина там не слишком большая – 11 м, но этого хватило, чтобы получить травму. На выходе из сифона был телефон, нам нужно было доложить, что мы на месте. Я кричу в трубку: Не слышу!, а на меня все смотрят с изумлением. Пришлось делать вид, что услышал. Фото из личного архива Геннадия Самохина– Что вообще самое опасное в пещерах?– Мы достаточно долгое время вели статистику несчастных случаев. Выяснилось, что в 90% причины упираются в человеческий фактор. Один неправильно застегнул спусковое устройство, другой пренебрёг страховкой и т.п. Можно до бесконечности рассказывать об обвалах или воде, но самая большая проблема – нарушение техники безопасности. Сейчас очень хорошая техника и тактика прохождения пещер. Если всё делать грамотно, несчастного случая можно не бояться.Кроме разве что обвалов.Часто пещеры упираются в глыбовые завалы, которые могут образоваться по разным причинам. Первая – купол зала достиг критической величины, что спровоцировало обвал. Вторая – землетрясение. Третья – подмыла вода. Пещера Юбилейная в Крыму на плато Караби-Яйла. Фото: Евгений ЗоринНам всегда хочется забраться дальше, и мы пытаемся найти проход в завалах: либо просто разобрать камни, либо, если завал внизу, вытащить их на поверхность, либо, если камни сбоку, сделать горизонтальный проход. Но мы никогда не знаем, насколько завал стабилен. Может получиться как с карточным домиком: стоить убрать один камешек, и всё рассыпется. В своё время мы нашли в Турции около 200 новых пещер, одна из них – Кузгун (в переводе ворон – воронья). Это одна из глубочайших пещер Турции, её глубина – 1400 м. Когда мы её обнаружили, там был завал, мы вдвоём с товарищем начали его копать. Товарищ отошёл по нужде, а я продолжал разбирать завал. И вот я вытащил маленький камушек, с кулак, раз – и мне засыпало ноги. Я сидел на корточках, пошевелился немного – меня засыпало по грудь. Я постарался руками защитить грудь, чтобы её не сдавило, но долго так не просидишь. Я опустил руки, и через некоторое время меня засыпало с головой. В то время мы работали не с электрическими фонариками, а с карбидными лампами. Её с моей головы сбило, и я сидел без света, зажатый сверху кучей камней. Фото из личного архива Геннадия СамохинаК счастью, вернулся мой товарищ, который знал, где я должен быть, и сумел меня найти, вызволить. Если бы не он, я не выбрался бы. Причём мне невероятно повезло – обошлось без травм, даже синяков не было. Товарищ ухитрился достать не только меня, но и оборудование. Бывает всё намного хуже. В России есть пещера Ящик Пандоры. Как-то там засыпало людей, и спасатели не смогли пройти завал. Они копали, а камни сыпались обратно, так ничего и не получилось.Ещё есть опасность застрять. Вообще в случае горизонтального прохода считается, что если залезаешь куда-то, то, скорее всего, вылезешь и обратно. С вертикальной щелью сложнее: вниз помогает идти сила тяжести, а вот наверх вытянуть не так просто. Геннадий Самохин в пещере Крестовой. Фото: Сергей Ляховец. Из личного архива Г. СамохинаОпасно попадать в большую воду. Как-то мы стояли в подземном лагере на глубине почти 1800 м. Там было очень тихо, даже вода не капала. Мы знали, что на поверхности идут мелкие моросящие дожди, но в пещере всё было спокойно. А в 6 утра нас разбудил грохот, словно граната взорвалась, и прямо возле нас с потолка обрушился водопад. Мы похватали какие-то вещи, стали взбираться повыше. Вода поднималась, нас отрезало. Гидрокостюмы и снаряжение, защищающее от воды, лежали в другом месте – там, где мы планировали нырять. Когда мы попытались до них добраться, нас сбил гидропоток, затею пришлось оставить. Экспедиция Зов бездны. Пещера Арабика. Фото из личного архива Г. СамохинаЧасть галереи оставалась сухой, стоило приложить руку к стене, как чувствовалась мощная вибрация – за тонкой перегородкой бил сильный поток. Температура воды в пещере примерно 4–6 градусов тепла, в паводок ещё холоднее. К счастью, уровень воды поднялся не настолько сильно, чтобы нас затопить, пару дней мы переждали, и вода сошла. Позже мы на три года поставили в этой пещере датчики, измеряющие давление воды. Так и выяснили, что вода там может подниматься на 100–200 м. То есть пещера затапливается полностью. Фото из личного архива Геннадия СамохинаТакое явление называется ударный паводок. Вода долго накапливается, после чего резко обрушивается сразу большой массой. Во Франции известны случаи, когда спелеологи оставались под закрытыми сифонами. Чтобы спасти людей, приходилось бурить скважину диаметром порядка 60 см. Это отдельное направление спасательных работ.Семья– Как на такую опасную работу реагирует супруга?– Она меня во всём поддерживает, хоть и переживает. Мы поженились рано, в 18–19 лет, так до сих пор и женаты. А началось с того, что мы с ней вместе занимались спелеологией. Позже жена ушла в работу – она врач, и ей уже не хватало времени. А я связал свою судьбу с географией. Одно время я очень много ездил в экспедиции, мы даже шутили, что меня выгнали из дома за непосещаемость. Теперь-то я преподаю в университете, особо не поездишь. Но мы и сейчас ведём активный образ жизни, принимаем участие в экспедициях. Например, на майские праздники ездили вместе с женой и нашей взрослой дочерью. Фото из личного архива Геннадия Самохина– Дочь тоже спелеолог?– Она у меня очень активная, правда, спелеология для неё не главное, но в экспедиции с нами ездит. Учится в московском Литературном институте имени М. Горького, пишет рассказы про спелеологию, фотографирует.– Получается, спелеология дала вам семью?– И семью, и множество друзей из самых разных мест. Пещеры объединяют. У нас говорят, что всем хватит места под землёй и нет под землёй границ. Подземный мир един.Источник
